Чужой для всех - Страница 51

Рейхсфюрер СС Гиммлер, хоть и поддерживал его в поисках компромиссного мира с Западом, но по-прежнему оставался верным приверженцем Гитлера. Настолько была велика сила внушения фюрера на него, настолько был он очарован им. Подумав о рейхсфюрере, он вдруг вспомнил первый разговор с ним по вопросу компромиссного мира и выхода Германии из войны. Это был трудный разговор, разговор на грани самоубийства. Он состоялся в августе 1942 года. Его тогда вызвал Гиммлер в свою штаб-квартиру, которая располагалась в офицерской школе в Житомире. Пролетая над огромными территориями России, он впервые понял, с какими трудностями пришлось столкнуться Вермахту, чтобы овладеть этими пространствами. Сколько крови было пролито с обеих сторон.

Рейхсфюрер готовился к встрече с вождем и его заинтересовал вопрос китайско-японских переговоров по подготовке компромиссного мира. Эту тему он раскрыл ему основательно и понятно. Беседа была долгой, но она не была утомительной, даже иногда принимала характер беззаботного трепа. И вот на ней он, Шелленберг, вдруг перешел к неожиданному для Гиммлера вопросу. Да, он хорошо помнит, как тогда произнес. Он сказал:

— Осмелюсь спросить, рейхсфюрер, в каком ящике письменного стола прячете вы вариант решений относительно конца войны?

Его вопрос ошеломил Гиммлера. Из-за сверкающих стекол пенсне на него уставились глаза полные гнева и удивления. Лишь после томительного молчания он обрел дар речи: — Вы что, с ума сошли? Вы не в себе? Как вы вообще осмелились разговаривать со мной в таком тоне? — стал возмущаться он, чуть не брызгая слюной ему в лицо.

Но он, Шелленберг, сумел убедить рейхсфюрера прислушаться к его доводам и дать свое согласие на вступление во внешнеполитическую игру.

— Я одобряю ваш план, — сказал тогда рейхсфюрер в заключение, — но с тем условием, что в случае если вы в ходе ваших приготовлений совершите серьезную ошибку, я моментально откажусь от вас.

Эта была его первая важная победа на пути подготовки переговоров между Западом и Германией. Поддержка второго лица Рейха дала ему возможность безбоязненно приступить к делу. Попытаться вывести Германию из тупика войны на два фронта. Но события развивались не так как хотелось. Но он проявлял настойчивость и шел до конца. Он не отпускал из вида такого протеже как Гиммлер. Буквально в июне 1944 года он вновь напомнил ему о том, что в силу развития событий Германии придется заплатить гораздо большую цену, если они еще хотят договориться с западными державами о компромиссе, хотя бы на основе видоизмененной безоговорочной капитуляции. И тогда он предложил рейхсфюреру сделать что-то для евреев, заключенных в немецких концентрационных лагерях.

Даже пошел дальше. Через своего сотрудника в Швеции доктора Лангдена он начал зондировать почву, чтобы свести с Гиммлером президента еврейского союза доктора Жана-Мари Мюзи, чтобы подтолкнуть этот процесс. Но после длительной подготовки, буквально несколько дней назад, над ним нависла угроза от Мюллера, этого ненавистника интеллигенции, который стремится при всяком удобном случае лягнуть его исподтишка. Его отдел перехватил радиопередачу, в которой говорилось об этих шагах, упоминалась фамилия Керстена и то обстоятельство, что в этом деле участвует шеф иностранной разведки. Мюллер и Кальтенбруннер начали свое расследование. Если дело дойдет до фюрера, то можно ставить на себе крест. Но здесь он попытается выпутаться через Керстена – личного врача Гиммлера, который имеет на рейхсфюрера первостепенное влияние. И он наверняка выпутается, — Шелленберг усмехнулся. — Начальник РСХА, а тем более Мюллер, не пойдут против Гимлмлера, кишка тонка.

Нет, эту проблему он закроет. Конечно, освобождение евреев – это важно. Это хорошая карта в переговорах. Но этого явно недостаточно, чтобы сейчас заставить Запад пойти на компромиссные решения, удовлетворяющие обе стороны. Нужны более радикальные шаги в политике или военной области. Но их нет и не предвидится. Гиммлера не подвигнешь на более решительные шаги. А времени с каждым днем становиться меньше. Катастрофа приближается.

— Что же делать? — задал себе мысленный вопрос Шелленберг и заерзал в кресле не найдя на него ответа. Он вновь обратил внимание на Зандбергера, который педантично, монотонно докладывал ему сводки разведслужб. — Ничего нового, — подумал начальник внешней разведки, прислушавшись к нему. — Все что озвучил штандартенфюрер он либо читал, либо слышал, либо давно знает. Ни одной свежей мысли для его пытливой авантюристичной натуры.

Прослушиваемый доклад расстраивал Шелленберга, подчеркивал тщетность его стараний. Генерал мимолетно взглянул на свой перстень-печатку с голубым камнем, надетым на указательный палец левой руки. Под ним находился цианистый калий.

— Нет, нет, об этом думать рано, — вздрогнул нервно он. Чтобы быстрее уйти от наваждения, отвлечься от плохих мыслей он поднялся с кресла и подошел к окну, выходящему на проспект.

Было прекрасное солнечное утро. Берлин не бомбили. Проехала молочная машина. Прошел, маршируя отряд «гитлерюгенда», по-прежнему одетый в коричневые рубашки, в сопровождении строгого офицера-воспитателя. Вроде все, как и раньше. Жизнь продолжается. Однако бросилось в глаза отсутствие на улице мужчин. — Война, тотальная мобилизация, — сокрушенно вздохнул он и перевел свое внимание на датчики квадратики системы сигнализации, прикрепленные к оконным стеклам.

— Любопытно, — вдруг у него возникла техническая мысль, глядя на них. — Можно ли подслушивать разговор с улицы, улавливая приемником колебания стекол на звуковую речь? — ему понравилась эта идея. — Надо срочно озадачить отдел Рауффа. Пусть поработает по этой теме.