Чужой для всех - Страница 71

Майор Ольбрихт понимал, что его водителю, как и ему, после пережитого происшествия нужен отдых для восстановления душевных сил. Поэтому, прощаясь со Степаном, когда тот довез его до дома генерала Вейдлинга, он коротко сказал:

— Завтра у тебя свободное время, Степан. Много не пей. В понедельник едем на полигон.

— Слушаюсь, — радостно отозвался Криволапов и четко козырнул рукой. Он был доволен решением командира. На горизонте замаячил отдых в ресторане «Папа Карло».

На следующий день вечером в почищенной форме танкиста с погонами фельдфебеля, с орденом Железного креста 2-го класса, чисто выбритый он поспешил в ресторан. Так как он жил в комнате, недалеко от дома Франца на Клингельхоферштрассе, а это рядом с парком Тиргартен, то пройдя по садовой улице с километр, он вышел к Бранденбургским воротам, а оттуда по Унтер ден Линден к ресторану.

Посетителей в ресторане было немного, но Степан уже знал, что к позднему вечеру свободных мест не будет. Он уселся, как всегда, за свой излюбленный столик поближе к кухне и запасному выходу. Воспитанный в детдоме ловчить, он понимал, что в случае бегства, лучшего места не придумаешь.

— Добрый вечер, — поздоровался Степан с проходившей мимо официанткой, которая несла чистую посуду к раздаточному столу. Та заметила его, улыбнулась, на ходу ответила: — Одну минуту, господин фельдфебель.

— Какое пиво подать, господин фельдфебель? — чуть погодя обратилась к нему Эльза, так звали девушку, перед этим она кокетливо поправила уложенные белокурые волосы.

— Мое любимое – «Баварское Starkbier» – две кружки. Степан загляделся на официантку. Эльзе шел национальный костюм «дирндль», в который она была одета, как и все девушки обслуживающего персонала. Короткая красная юбка с белым фартуком, белая облегающая блузка с жилетом эффектно подчеркивали ее стройную фигуру, красивые ноги.

— А вобля? — засмеялась официантка, сделав карандашом пометку в блокноте. Персонал ресторана уже знал причуды русского сержанта, водителя одного важного и мужественного майора.

— Вобли у вас нет, — передразнил официантку Степан и слегка хлопнул Эльзу по выпуклой попке.

Девушка ойкнула.

— А вот жареной картошки с селедочкой и лучком, я, пожалуй, откушаю, — добавил Степан. Он так и сказал, переходя на русский язык, — откушаю. — Где-то он читал, что так разговаривают баре. А он себя здесь чувствовал господином. Ведь ему подносят, ему угождают.

— Будет сделано, господин фельдфебель, — весело ответила Эльза, не обидевшись на грубую выходку сержанта и развернувшись, ушла выполнять заказ.

Ресторан быстро наполнялся военными Вермахта. Все ожидали появление фронтовой певицы Хельги Вилле.

— Я присяду! — оборвал кейф Степана чей-то бас, подобный звуку, исходившему из медной тубы. Перед столиком, чуть наклонившись к танкисту, стоял огромного роста и физической силы со стрижкой «бокс» сержант-пехотинец. Криволапов вздрогнул от неприятного звука и посмотрел вверх на сержанта. Увидев человека-гору, он, нервно дернулся и машинально отодвинулся к запасному выходу, скороговоркой, промямлив:

— Битте, битте, герр фельдфебель, — сердце Криволапова помимо его воли лихорадочно забилось.

— Танкист? — спросил присевший пехотинец. Стул под ним старчески заскрипел, но не развалился.

— Танкист, — ответил испуганно Степан.

— Горел?

— Горел, — ответил однозначно тот.

— Крестоносец?

— Что? — переспросил, приподнявшись со стула Криволапов.

— За что Железный крест получил? — пехотинец сдвинул брови.

— А, — выдавил из себя улыбку Степан, — за спасение офицера.

— Это круто. Тебя как зовут?

— Степан.

— Так ты русский? — не смущаясь, произнес здоровяк.

— Ну да, — замялся Криволапов. — А тебя как зовут?

— Меня?

Но в это время возле оркестра появилась стройная, светловолосая певица Хельга Вилле. Ее чувственные, плотно накрашенные яркой красной помадой губы, излучали в зал приветственную улыбку. Девушка выжидающе стояла на сцене, кокетливо откинув премиленькую головку назад. Ее глаза возбужденно горели. Отпускники с жаром захлопали ей в ладоши, приглашая к пению. С разных мест послышались выкрики: — Спой «Лили Марлен». Спой «Песню солдата». Спой…

Рев фронтовиков заглушил слова сержанта-пехотинца, он замолчал. В зале вдруг наступила тишина. Мелодично зазвучал оркестр и полилась песня в стиле медленного фокстрота.

— Что солдату снится на привале? — пела Хельга.

— Невесту видит он во сне, — подхватили сразу песню фронтовики.

— Как они друг друга целовали, — продолжала петь Хельга.

— С ней на свиданье в тишине, — скандировала и топала ногами публика.

Криволапов тоже подключился к общему хору, позабыв на минуту о пехотинце. Было видно, что ему нравилась песня, и он знает ее смысл и слова.

— А ты чего не поешь, здоровяк? — Степан отвлекся от пения чтобы промочить горло. Отхлебнув жадно из фарфоровой кружки несколько больших глотков пива, он удивленно добавил: — Ты что, этой песни не знаешь?

Пехотинец на мгновенье остолбенел, смутился, но затем решительно надвинулся на тщедушного Степана и жестко, глядя глаза в глаза, тихо на русском языке произнес:

— Погоди елозить, танкист, и слушай меня внимательно.

Глаза пехотинца прожгли Криволапова до самой печенки. Того моментально охватил ледяной страх, сердце сдавило обручем. Руки и ноги онемели, сделались непослушными. Бледнея и задыхаясь, Степан жадно стал хватать воздух ртом. Он понял, что ему пришел п…ц. Это русские гэбешники.