Чужой для всех - Страница 74

Франц бросил мимолетный взгляд, куда указала девушка и побледнел. Его руки вновь до боли сжали Ингу. Она даже вскрикнула: — Осторожнее, майор, я все же девушка, а не пулемет, — на глазах у нее выступили слезы.

— Зачем он здесь, я узнал этого негодяя.

— Этот негодяй спас вашу Веру и дочь Златовласку, — с обидой вырвалось у Инги. — Они поэтому живы.

— Этого не может быть! — Францу стало трудно дышать, у него учащенно забилось сердце. — Она умерла у меня на руках! — почти вскрикнул он и остановился.

— Нет, майор. К счастью она выжила, — твердо и убедительно парировала сопротивление офицера Инга. — Продолжаем танцевать. Не стойте. На нас смотрят пары, — девушка сама повела в танце слегка очумевшего Франца, возобновила разговор. — Судьба Веры и дочери в ваших руках. Но об этом завтра. Встретимся в дальнем углу парка Тиргартен в стрелковом тире в 17 часов. В это время там мало народа. Договорились?

— Хорошо, я подойду… — с глубоким вздохом произнес Франц, — но это так неожиданно. Это новый поворот судьбы.

— Танец закончен, майор. Забудьте все обиды. Мы стоим посредине танцевальной площадки. Проведите меня к столику. И будьте благоразумными. Не теряйте головы и не делайте глупостей. Вы же разведчик.

Франц заскрипел зубами от негодования. Ему второй раз указывала русская женщина как нужно себя вести. Тем не менее, он не противился, придерживая девушку за руку, подвел ее к месту, где сидел Михаил.

— Спасибо за танец, — формально поблагодарил он Ингу, не удостоив более теплых эпитетов. Глаза немецкого майора были устремлены на Михаила. Они излучали недоверие и враждебность и готовы были его испепелить. Но Медведь не отвел взгляда от Ольбрихта и тоже смотрел в упор на врага. Когда тот подошел с Ингой, он быстро поднялся и с наклоном головы официальным тоном представился: — Обер-лейтенант Ганс Клебер.

Франц, с трудом сдерживая эмоции, бушевавшие в груди, кивнул головой в ответ Михаилу, и также представился: — Майор Франц Ольбрихт, рад знакомству, — и, не подавая тому руки, круто развернулся и ушел прочь.

На следующий день, Ольбрихт, переодевшись в гражданский костюм и прихватив трость, подарок генерала Вейдлинга, вышел из дома. Надежный «Вальтер» лежал в кобуре с левой стороны груди. До встречи с русскими оставалось полчаса. У подъезда его ждала машина. Верный Криволапов натирал до глянца черные бока «Хорьха». Увидев майора, он прекратил работу и быстро открыл перед ним дверь, пригласив садиться.

— Нет, — отказался Франц, — я пройдусь пешком, здесь недалеко. Через час жди меня на площади Большой Звезды возле колонны Победы, это на улице Восточно-Западная ось. Знаешь где это?

— Знаю, герр майор. Я неоднократно проезжал мимо этой колонны. Она в центре парка Тиргартен.

— Я смотрю, ты уже освоился в центре Берлина.

— Стараюсь, господин майор.

— Спасибо за вчерашний вечер. Мне показалось, что без тебя я не дошел бы домой.

Водитель заулыбался, теребя в руках ветошь. — С кем не бывает. Рад вам служить.

— Хорошо. Занимайся.

Погода была солнечной, безветренной, теплой. Франц, не спеша, опираясь на трость, пошел в сторону Тиргартена. Ему захотелось спокойно пройти, собраться с мыслями, поговорить наедине с Клаусом, выслушать его советы. Он думал о предстоящей встрече. Однако мысли сбивались и не выстраивались в логические умозаключения, не складывалась четкая линия поведения с русскими диверсантами. Франц понял, что плохо соображает. — Это потому, — сказал он себе вслух и раздраженно отбросил тростью сломанную ветку с тротуара, — что он вернулся из ресторана поздно ночью и совершенно пьяный. Когда возмущенная Марта, укладывая его в постель, попыталась узнать, что с ним случилась, он накричал на нее, обозвав холодной пуританкой, и то, что она как английская шпионка постоянно лезет в его служебные дела, которые вовсе ее не касаются. И вообще, такие вопросы как: Почему? Где? Когда? С кем? она должна выбросить из своего лексикона, обращаясь к нему. Если надо он сам расскажет, что ей необходимо знать. Та расплакалась, обиделась на него, ушла спать в другую комнату, а утром убежала к отцу в аптеку. Глупо с ее стороны.

Это все из-за Веры, из-за его первой юной любви, — подумалось ему. — Хотя в чем ее вина? В том, что она выжила? Нет. Это огромная радость для него. Его принцесса Хэдвиг жива. Его любимая Верошка жива, — от этой мысли у него потеплело на душе. — Прости меня, любимая. Прости за то, что не дождался тебя и похоронил… Выжила и маленькая Златовласка – моя дочь. У меня есть дочь, — Франц улыбнулся. — Моя борьба приобретает новый смысл. Появился стимул идти вперед к своей цели.

— Добрый день! — Франц приподнял шляпу, поприветствовал интеллигентного старика, тянувшего тележку с мешком картошки. Старик остановился, недоуменно и близоруко посмотрел на него, сощурился, хотел что-то сказать, но заметив шрам на шее и его военную выправку, промолчал, глубоко вздохнул и проследовал дальше.

— Странный старик, — подумал Франц, — похожий на моего учителя физики.

— Это не старик странный, — вдруг до его сознания пробилась мысль, озвученная хриплым голосом Клауса. — Посмотрел бы на себя со стороны. Глаза красные, воспаленные, наверное, от тебя несет перегаром. Костюм мал, сшит еще до войны. Идешь по улице и разговариваешь сам с собой, то злишься, то радуешься, словно шизофреник.

— Клаус, дружище, проснулся? Привет! — обрадовался Франц, не сердясь на друга, за его оскорбительные выпады. — То, что я подорвал свое драгоценное здоровье, виноват, прежде всего, ты. Ты не умеешь вовремя остановиться. Кто настоял взять вторую бутылку шнапса? Молчишь? То-то же. Лучше скажи, как вести себя с русскими? У меня не выстраивается с ними разговор, — Франц явно приободрился.