Криволапов интуитивно чувствовал скверное состояние командира и находился рядом с ним. Он полюбил его еще с 41 года, когда тот спас ему жизнь. Он был счастлив, что сдался случай позаботиться о нем и как верный пес готов был разорвать любого, кто посмеет нарушить в эту минуту покой офицера. На случай появления неприятеля он держал наготове ППШ и две гранаты.
— Ты не уходи, Криволапоф. Побудь со мной, — через какое-то время тихо промолвил Франц, наконец, справившись с внутренними переживаниями.
— Нет, нет, я рядом с вами, господин гауптман. Без вас я никуда. Я все сделаю, что вы скажете. Сейчас мы не пропадем. Главное, вы соберитесь с силами.
— Спасибо, гефрайтер. Ты надежный и верный солдат. Я этого не забуду.
— Не благодарите меня, господин гауптман. Я вам до гроба жизнью обязан. Вы для меня не только командир, но и как старший брат. Все, что было в моей жизни хорошее, оно связано с вами. В детдоме я был одинок и меня часто там били. В армии – зуботычины и крик старшины и командиров. Только вы видите во мне человека, — Криволапов сглотнул накативший комок обиды и замолк.
— Еще раз спасибо тебе, гефрайтер. Ты достоин награды, — Францу была приятна забота русского танкиста о нем, и он не смел, умалчивать об этом. Он видел преданность Криволапова и за это его уважал. Он мог сравнить его по поступкам разве что водителем Брайнером. Кстати где он? Живой ли? Вспомнив о нем, он вдруг остро осознал, как мучительно долго и больно, проходила операция «Glaube».
Всего четыре дня разведгруппа находилась в тылу у русских, а какие тяжелые испытания пришлось вынести им, какие тяжелые последствия наступили. Погибло пять экипажей панцерваффе. Все они погибли ради уточнения и сбора сведений о готовящемся наступлении. Вот цена за спасение 9-й армии. А будет ли вообще это спасение? Уж очень тщательно и упорно готовятся русские к наступлению. Может зря он с Клаусом затеял операцию? Но он сильно хотел увидеть Веру. Увидел и погубил ее… Да, из-за него погибла Верошка, его любимая жена, хотя они официально не расписались. Их расписал далекий 41-й год…
Франц заскрипел зубами от злости на себя, но отчаяния уже не было. Он должен довести дело до логического конца. Он обязан поставить последнюю точку в операции. Его ждет генерал Вейдлинг. Его ждут боевые товарищи. Хватит хандрить. Нужно выбираться из этой темной прогорклой ямы. Война продолжается!
— Криволапов! — негромко, но решительно позвал танкиста Франц, — доложи обстановку, мне уже лучше.
— Вот это другое дело, — отозвался на его решимость из правого полушария Клаус. — Отошел от контузии, капитан? А то ты был невменяемый.
«Кто это говорит со мной? Откуда этот голос? Клаус, это ты?» — Франц недоверчиво стукнул себя по лбу. Вдруг почудилось.
«Да. Это я, капитан. Ты меня уже вызывал, но ничего не помнишь. Ты что мне не рад?»
«Я тебя узнал друг, — Франц улыбнулся и воспарил духом от такой новости. — Просто меня так тряхануло, что чуть Богу душу не отдал. Временно забыл о тебе. А ты здесь, со мной. Конечно, я рад твоему появлению. Опять я стал двуликим и всесильным».
— Господин гауптман, вам плохо? Вы бредите? — отозвался вдруг Криволапов.
— Нет, все хорошо, солдат. «Отче наш» прочитал мысленно, — голос Франца был более твердым и уверенным.
— А-а! Ну, так я докладываю.
— Докладывай, гефрайтер, я жду.
Криволапов с радостью вскочил с земли. Он втайне боялся, что после сильнейшей контузии и личных переживаний его командир сойдет с ума. Но вроде пронесло, командир батальона вновь тверд и рассудителен, правда еще плохо слышит.
— Докладывай сидя, танкист, только говори громче. Где мы и что снами произошло. Мне нужно принять решение.
— Слушаюсь, — торопливо ответил Криволапов и вновь присел у изголовья командира. — Это случилось к вечеру прошлого дня… Мы подбили два русских танка, и бой затихал. Вы в это время что-то кричали русскому сержанту, который держал на руках маленькую девочку. И тут раздался страшный взрыв. Русские начали обстреливать нас с тыла из орудий со стороны соседнего поселка. Это было для нас полной неожиданностью.
Взрывной волной от фугаса вас обоих разметало по сторонам. Я и ефрейтор Брайнер бросились к вам на помощь, несмотря на приказ лейтенанта немедленно уносить ноги. Вы были сильно контужены и находились без сознания. Кроме того осколком вам задело ногу. Было много крови.
— Подожди, гефрайтер, — взволнованно перебил ефрейтора Ольбрихт. — Девочка… в руках у русского сержанта была девочка. Что с ней? Она жива?
— Да, девочка жива, господин гауптман, — с потаенной радостью ответил тот. — Жива. Ни царапинки. Ее прикрыл собой русский сержант. Выжил ли он сам, не знаю. Вас всех тряхануло основательно. А девочка жива. Собственными глазами видел, — вдруг неосознанно пошел на обман Криволапов, чтобы угодить командиру. — Ее подхватила какая-то старуха и унесла домой. Можно только удивляться смелостью этой старухи. Откуда силы у нее взялись, под пулями подхватила девочку и понесла.
— За эту новость двойная тебе благодарность, — с волнением в голосе проронил Франц. — Ты меня очень порадовал. Это моя дочь, Криволапоф.
— Я догадался, господин гауптман, — заулыбался ефрейтор. Улыбнулся и Франц впервые после того, как очнулся.
— А та девушка, что стояла с вами, была вашей женой? — после небольшой паузы неофициально обратился ефрейтор к своему командиру.
— Да, Криволапоф, эта была моя жена, — тихо, не делая замечания подчиненному за некорректный вопрос, ответил Франц. — Правда мы не сумели обвенчаться. На то была причина… Она из-за меня погибла…